Сверхзадача [Дело Килиоса. Сверхзадача. Возвращение «Викинга».] - Иштван Немере

Гилл пожал плечами. Рассортировать этакую груду материалов невозможно. Надо, пожалуй, в самом начале сразу же о том предупредить. Впрочем, и это излишне: пусть сами тогда поймут, что эта задача оставлена для них. Гилл не испытывал ни малейшей симпатии к тем, кто некогда высадится на эту планету. Они будут живыми, а он мертвым; и его череп, если найдется, будет скалиться на них с неумолимой ненавистью ушедших. Ему казалось, что видит наяву, как новоприбывшие с опаской пробираются по переходам и лестницам «Галатеи», обводят настороженным взглядом стены, приборы, пульты, а в глубине глаз светится затаенное даже от самих себя торжество — ведь им повезло больше, чем тем, погибшим.

Однако нужно взять фильмы. Осторожно сложив башню из коробок с пленкой, Гилл перенес ее в командирский отсек. Установил на пульте нормальную скорость, включил кнопку перезаписи. Только так можно определить качество съемки, брак никому не нужен.

Одна из катушек запечатлела последние кадры, сделанные Эдди. С нее он начал. На экране возникло стойбище «более развитых». Колоссальная скала, косо нависшая над вытоптанной площадкой, к бездонному небу поднимается тонкая струйка дыма от костра. Огонь, зажженный рукой человека, обложен камнями, защищающими от ветра, вокруг очага на корточках — женщины. Лишь длинные, до пояса волосы да подобие каких-то передников прикрывают их наготу. На краю площадки, в начале пологого склона, резвятся и прыгают дети, мужчины расположились поодаль, в ленивых позах возлежа под сенью деревьев на опушке рощицы. «Полная идиллия, — отметил про себя Гилл. — Хорошо, что экран не передает запахов. Впрочем, то, что для меня вонь, для них неосознанное средство защиты. Тлеющие на костре кости, полусгнившие шкуры действительно испускают зловоние, но для обоняния хищных зверей, рыскающих вокруг, оно ассоциируется со смертоносным пламенем, с огненными стрелами, с искрами, прожигающими шкуру до мяса. Сорок тысяч лет назад наши предки пахли ничуть не лучше, а наши прапраматери были столь же далеки от того благоуханного и лучезарного идеала совершенства, каким является для нас женщина сегодня… Надо признать все же, эти существа вокруг костра гораздо больше походят на людей, чем те косматые звероподобные двуногие, которых мы захватили в плен при первой охоте. Неуемный энтузиазм Эдди прогнал их из окрестности „Галатеи“, где они раньше гнездились в джунглях. Эти уже умело обращаются с камнями, острят и полируют костяные наконечники и ножи. Пройдет еще несколько тысячелетий, и они научатся шлифовать орудия из твердого кремня… Вполне приличные ребята, нашим последователям они доставят немало радостей; может быть, даже удастся наладить с ними контакт». Но ему-то что до этого?

Гилл повернулся к Норману, тот по-прежнему лежал без сознания, и тогда его впервые охватило отчаяние. Бессмыслица. Какое значение имеет то короткое время, те минуты, что остались? Правда жизни всего лишь правда живой клетки, вне ее, точнее, после нее любой результат, любой успех лишь призрачный мираж, самообман, не более того. Вся та информация, которую сохранит в своем нутре Большой Мозг, мертва, даже в том случае, если она несет в себе нечто важное для человечества. Мертва, если, только…

Он выпрямился и замер в своем кресле, напрягшись, словно в следующую минуту ему предстояло такое тяжкое испытание, как еще никогда в этой длинной жизни. Экзамен на звание Человека… Блеснувшая мысль тотчас породила свою тень — злость на себя. Как он не подумал об этом раньше! Ведь он мог преспокойно раствориться в небытии, бесследно и навеки. А теперь он уже не сможет позволить себе этого, не исследовав до конца и не реализовавши внезапное озарение. Пройти до конца и это испытание, которое предначертал ему его мозг. Детали, подробности пока еще не ясны, но надо размышлять, высчитывать, бороться… А времени мало, очень мало. Если он сумеет встать сейчас с этого кресла, то будет бороться, пока не оставят силы, не помутнеет разум. Но и тогда, и тогда… Он сделает это!

Только сейчас Гилл заметил, что Норман пришел в сознание и безмолвно прислушивается. Нет, нет, я не скажу ему ни слова, не выдам идею. Ведь в случае успеха это будет единственная его, Гилла, победа над холодным раз умом Нормана. Первая и последняя. Что же, пусть так. Ну а что он сказал бы? Что и сам тоже?.. Но ведь для него это уже исключено. К эпитету «без воображения» добавился бы еще один «эгоист». Но ведь если получится, уже никто не посмеет обвинить его в этом…

Мысль, которая до сих пор стискивала его в своих щупальцах, как осьминог, вдруг отделилась, превратилась в абстракцию. Гилл с необыкновенной тщательностью критически исследовал ее со всех сторон, и вот вывод: вполне осуществимо. Лишь хватило бы времени… И в этой бешеной скачке умирающий Норман, пожалуй, даже не умирающий, а прежний Норман во всем его величии отступит куда-то в сторону, превратится в карлика.

Гилл вскочил, выключил перезапись фильма Эдди, затем подошел к пульту управления Большим Мозгом. Быстро подсчитал свободные емкости, определил незначительные по тематике информации, быстро стер их из памяти. «Но ведь это можно сделать и позже!» — мелькнула мысль. Он опрометью бросился в медицинский отсек. «Не спеши, не дергайся!» осадил он себя. Укол получился неловко, тонкая игла причинила неожиданно острую боль. «Постарайся оставаться нормальным». Нормальным? Каким образом это можно установить, если судья и ответчик выступают в одном лице? «Не знаю, не знаю, — бормотал он вслух, подготавливая микроскоп. — Знаю одно — остается рискнуть. И я рискну!»

Микроскоп показал обычную картину. Никаких отклонений. Он пересчитал лимфоциты трижды, боясь допустить ошибку. Но все было в порядке, во всяком случае, здесь, под объективом равнодушного прибора. Через шесть часов надо будет повторить анализ. Старательно записав показатель, Гилл отодвинул журнал в сторону и положил перед собой чистый лист бумаги.

Принципиальная схема родилась быстро, за несколько минут. На бумаге, разумеется. Но как осуществить всю сложную систему включений в монтаже, на деле? Отсюда, из медицинской лаборатории, вмонтированные наглухо приборы он не потащит в командирский отсек. Нужны кабельные подводки, а потом долгие часы монтажа, пайки, коммутации. Выдержит ли? Ведь допинг придется исключить. Правда, искусственную живость, которую приносит таблетка фортфера, нельзя назвать анормальной, но лучше все-таки быть поосторожней.

Выводные каналы Большого Мозга не доставили хлопот, послушно приняв в свое лоно присоски кабельных головок. Зато с протяжкой кабелей по коридорам и переходам пришлось изрядно повозиться, особенно следя из тем, чтобы они точно и ровно ложились в угол, образованный стеной и полом, иначе сам о них споткнешься и разобьешь лоб. Медицинская комната была тесновата, пришлось вывинтить и передвинуть к двери рабочий стол. Конечно, придется всякий раз через него перелезать, зато удобнее дотянуться до приборных шкафов. Настала очередь паяльника, пришлось изрядно попотеть. Поначалу он работал стоя на коленях, потом лег на живот. Бранил последними словами конструкторов за то, что они разместили выводные каналы так низко и почти вплотную друг к другу, но потом сообразил, что ругается зря. В самом деле, могли ли они предугадать схему, которую монтировал сейчас Гилл?